Хозяин берега - Страница 18

— Да, я уже заметил, — сказал я. — У вас как в Сицилии — кого ни спросишь, никто ничего не знает, никто ничего не помнит.

Анна с интересом спросила меня:

— И вам ничего не удалось узнать за это время?

— У нас нет правильного направления. Зачем, например, ко мне подходил Пухов накануне своей смерти? Если бы это удалось понять, мы бы решили вопрос.

— Я думаю, что найти убийцу Пухова будет очень трудно.

— Я тоже так думаю, — согласился я. Официант принес бутылки на подносе и тарелки с шашлыком, слабо украшенным соленым огурцом.

— Как же так, у вас, на краю субтропиков, нет никаких овощей? спросил я его, пожав плечами.

— Откуда они возьмутся? У нас порог пустыни!

— Ежегодно область отчитывается о бескрайних садах, разбитых здесь, нескончаемых огородах, тысячах высаженных деревьев…

Анна усмехнулась:

— Если бы все это не было липой, мы бы давно жили в джунглях. А так все порог пустыни! Официант буркнул:

— Я за это не отвечаю. Повернулся, направился от нас.

— Спичек принесите! — крикнул я ему.

— Спички тоже дефицит, — сказала Анна.

— Я все время думаю о том, зачем ко мне подходил Пухов?

— сказал я ей.

Мы выпили по рюмке коньяка и с удовольствием вонзились в шашлык «Дружба» — жесткий, переперченный, острый, похожий на любовь, неразделенную любовь.

Вернулся официант и протянул мне коробок спичек.

— Спасибо, — поблагодарил я его. Взял картонную коробочку и обратил внимание, что на этикетке все тот же Циолковский на фоне музея космонавтики в Калуге.

Я взял официанта за рукав, не давая ему снова покинуть

нас, и спросил:

— Скажите, эти спички продаются везде в городе?

— Да нет, это нам на той неделе из Каспийского пароходства, из орса завезли.

— Скажите, а рыбинспектора Пухова вы знали? Официант насторожился и осторожно высвободил свой

рукав.

— Знал. А что?

— Он у вас на этих днях был?

— Вообще-то был, недели две назад.

— А после этого?

— Нет, не был, — твердо покачал головой официант.

В моей комнате — чистоплотное запустение казенного дома. Кочевая необремененность никакими приметами обжитости. Только белые занавески на пыльных окнах, отпертый чемодан в углу на полу и портфель-дипломат на столе. Кроме них, ничто не свидетельствовало о том, что здесь кто-то живет. Это нехорошо. Когда я вошел сюда несколько дней назад, под окном валялись засохшие листья с тополей — их еще с осени занесло сюда через неплотно прикрытую форточку. Форточку прикрыли, слегка протерли пыль, и я поселился.

А сейчас уже весна, преддверие лета! Вернувшись домой, как я мысленно называл уже свою пристройку, я заварил крутой чай. И выпил его. Погасил свет. Ладно! Теперь мне жить тут. Вряд ли жена примчится когда-нибудь, чтобы делить со мной радости синекуры. Она вообще-то человек стойкий, с юмором и трудностей никаких не боится, так она, во всяком случае, говорит… Но беда в том, что она не любит кататься как сыр в масле. Не пробовала наверняка. Наверное, она не ощущает себя в должной мере сыром. И у меня нет духа даже предложить ей это сказочное наслаждение. Ладно, бог с ней. Пока мне даже одному лучше… Обычно, доходя до этой мысли, я понимаю, что сейчас усну. Что-то прошуршало под шкафом, я мгновенно пробудился. Как женщина, которая может спать во время артиллерийской канонады, но мгновенно просыпается, стоит только ее ребенку пошевелиться, — так и я во время сна ориентирован на едва слышные шорохи и царапание. Крыса!

Несколько секунд лежал я, представляя, как мерзкая хвостатая тварь быстро, бесшумно пролагает путь по комнате.

Я не считаю себя трусом и, увидев ночью подозрительные личности, идущие мне навстречу, хладнокровно решаю, как действовать. Но мысль о крысе вызывает во мне настоящую панику. Тварь эта вырастает в моем воображении до размеров доисторического животного. Не оттуда ли, из глубины веков, от наших пещерных предков, эта не поддающаяся контролю разума удивительная реакция? Ведь крыса — многократно уменьшенная копия древнего ящера с его огромным мощным хвостом.

Прыжок! Вот она уже поверх стопки моих неразвязанных книг, оттуда — на письменный стол. Теперь она уже на уровне подушки, рядом со мной. Мысль, что между нами никакой преграды и ее колкая серая шерсть, когтистые лапки или голый шершавый хвост могут сейчас коснуться моего лба, заставляет меня буквально похолодеть.

Так проходит несколько долгих неприятных минут. Но шорох больше не повторяется. Крыса ушла.

3

Когда я вышел из дома, то увидел, что «Нива», которую я вечером припарковал под окнами, унизительно скособочилась на правую сторону. Оба правых колеса были проколоты.

Я постоял на дороге в некоторой растерянности, бесплодно раздумывая о том, зачем и кто могэто сделать. У машины был жалкий вид, как у собаки с перебитыми ногами.

Я спустился вниз по улице до площади, и около приюта для стариков меня догнал похоронный желтый автобус. Я махнул рукой, и он готовно остановился. Я влез внутрь и подивился тому, что для маршрутного автобуса даже никто не постарался сделать нормальные лавочки поперек салона, здесь сиденья были как в обычном похоронном катафалке, вдоль бортов.

Странная жизнь. И надо было вписываться в ее реалии. Не спрашивая меня, водитель автобуса через несколько минут притормозил около здания прокуратуры. Все тут действительно знали друг друга.

В приемной меня встретил Бала.

— Вы еще не знаете новость? Мазута задержали городские… Так до дома и не добрался…