Хозяин берега - Страница 10

Тут же, мгновенно, оркестр перешел на бодрый марш. Ритуал похорон был давно отлажен. Мужчины забросали могилу землей. Вдова Пухова, его дети, большинство присутствующих бросили по нескольку комьев земли. Я тоже подошел.

— Вы не поедете на поминки? — В мою сторону повернулось добродушное русопатое лицо одышливого Буракова.

— Некогда. Надо идти работать.

— У меня тоже работы по горло. Но надо и о семье думать. — Серые глаза смотрели обидчиво. — Со всеми может случиться… Вы ее не допрашивали? — Он показал головой на вдову.

— Нет пока.

— Ей надо прийти в себя…

Я прошел по аллее, прежде чем спуститься вниз, к машине. Кладбище было совсем не похоже на места погребения того берега Выжженный солнцем безлюдный азиатский мазар, куда приходят только во время похорон и на котором в другие дни не встретишь ни единой души.

Народ быстро расходился. Отсутствие деревьев, зной делали свое. Музыканты спешили. Им предстояло повторение печальной программы. Что-то быстро глотая на ходу, они собирались у машины, разом поблекшие, в заношенных черных… галстуках и пыльной обуви.

У ворот я снова увидел своих. Карабинеры возвращались в отделение. Бураков, руководители рыбинспекции, ехавшие на поминки вместе с родственниками, садились в похоронные автобусы, выполнявшие на этот раз свои прямые функции. Верный себе, начальник милиции Агаев, за неимением равных по званию, сел в «Волгу» один.

Рядом с «Нивой» Хаджинур Орезов разговаривал с белобрысым высоким парнем в капитанской куртке. Я подошел, и Хаджинур, церемонно поклонившись, сказал:

— Товарищ прокурор, разрешите представить подведомственный морской состав. Миша Русаков — капитан водоох-ранного судна «Александр Пушкин».

Я протянул руку.

— Вы мне и нужны. Завтра. с утра я хотел выйти в море, посмотреть окрестности…

Русаков мазнул ладонью по белым смешным усам, подчеркивавшим его молодость.

— Завтра в восемь «Александр Пушкин» готов вас принять. Он скромно отошел, а мы с Хаджинуром сделали еще несколько шагов к воротам.

— Много людей… — заметил я.

Мое внимание внезапно привлекла молоденькая женщина в черном; она стояла ко мне спиной, но мне показалось, я узнал ее.

Я чуть замедлил шаг, задерживая Орезова. В этот момент женщина обернулась.

Я не ошибся. Это была она, та, которую я видел вместе с убитым Пуховым накануне его гибели.

— Много вдов… И совсем молодых. — Я незаметно показал на нее Орезову. — Не знаете, кто это?

— Ну, эта — еще только без пяти минут вдова! Муж ее пока жив… Его приговорили к расстрелу за убийство и поджог рыбинспекции!

— Это жена того браконьера, который…

— Ну да! Умара Кулиева!

Почувствовав, что за ней наблюдают, молодая женщина подняла глаза безразличный взгляд ее безучастно скользнул по мне. Кулиева словно видела меня впервые. Еще через минуту, не оглядываясь, она уже шла к воротам.

2

Море было неспокойно. Спускаться на борт водоохранного судна «Александр Пушкин» пришлось по стальной лестнице, приваренной к причалу. Ветер рвал куртку. Хаджинур с Цахханом Алиевым следили с палубы, как я разворачивался, стараясь нащупать ногой очередную перекладину.

— Похоже на полосу препятствий! — заметая, присоединяясь к ним.

— Не помешаю? — Начальник рыбинспекции пытливо взглянул на меня. Рябоватое лицо было настороженно. — Узнал, что вы едете на Осушной, решил примкнуть…

— Странно только — я никому не называл конечного пункта…

— А у нас так. Вы еще только подумали, а на Берегу уже известно. С другой стороны: где еще искать Мазута, если не у прокаженного Керима?

Пенсионного вида старослужащий в форменных милицейских брюках, промасленной телогрейке и шапке-ушанке сбросил швартовы, начальник рыбинспекции ловко втянул их, закрепил на носу и корме. Цаххан Алиев был, в сущности, еще молодой крепкий мужик, которому не всегда удавалось сдержать свои первые и наиболее сильные эмоции.

Я поднялся на мостик к Русакову.

— Товарищ капитан дальнего плавания… Он не дал мне договорить, поправил смешные, как у моржа, совершенно белые усы.

— Я не дальнего плавания, я малого плавания капитан. Но любой подтвердит — кто на Хазарском море не плавал, тот не моряк. У нас четыре сопли на погон зазря не получишь. — Он показал на свои узкие погончики, пересеченные сломанными золотыми полосками нашивок.

— Просто для меня всякое плавание дальнее, если выходим из порта, Миша, — сказал я.

Мы двинулись по изумрудно-зеленой воде. Ветер стих. Повсюду виднелись колонии водорослей, вырванных ночным штормом. Донная трава — любимый корм глупой здешней птицы качкалдак — была разбросана по всему заливу.

С мостика мне были хорошо видны вытащенные на причал плавсредства рыбнадзора. С того времени, когда я с Леной и ее сокурсниками собирал материал о поведении браконьера и инспектора в конфликтной ситуаций, обеспеченность его, в сущности, не изменилась. Та же «ракетка» на подводных крыльях — «Волна», быстрая, однако маломаневренная, с относительно небольшим углом атаки. Преследовать браконьеров на ней можно было только по прямой — на малой воде «ракетка» была и вовсе бесполезной. Водометный катер «Тритон»… Наконец, основное плавсредство рыбинспектора — не очень надежная мотолодка «Крым» с подвесным мотором «Вихрь-30».

Покойный Пухов, должно быть, чаще всего выходил на дежурство именно на ней — в одиночку или с другим рыбинспектором. Может, с покойным Саттаром Аббасовым, подумал я. Теперь оба покоятся на одном кладбище…